Российский литературный журнал Дальний Восток 2014 год № 4 (июль - август)

О театре сегодня столько спорят и говорят, что он представляется многоликим

и многоруким Шивой, который, испробовав всевозможные формы и при-

мерив на себя все жанры, вновь озабочен поисками — режиссера, пьесы, формы,

героев и самого себя. Однако, изменяя свою форму и личину до неузнаваемости,

театр, даже замкнутый на самом себе, все равно остается самым востребованным

видом искусства, ибо только театр во все времена и при всех правителях, несмо-

тря на кризисы и катаклизмы, может дать людям то живое впечатление, которое

рождается, переживается здесь и сейчас.

И независимо от того, объявлен ли календарный год Годом культуры или

Синей лошади, зрители стремятся в театр, чтобы вновь и вновь переживать этот

сладостный, «нас возвышающий обман».

В марте Хабаровский театр юного зрителя вернулся с престижного нацио-

нального фестиваля «Золотая маска» с победой. Два спектакля, представленные

во внеконкурсной программе, стали обладателями дипломов «Золотая маска»: в

номинации «Детский уик-энд» проект «Атлантида, 17» (режиссер Ольга Подко-

рытова) и в номинации «Новая пьеса» спектакль «Анна Каренина» в постановке

режиссера Бориса Павловича (г. Киров) по пьесе известного и загадочного мо-

сковского режиссера и драматурга Клима (В. Клименко).

Показ «Атлантиды, 17» проходил на старой сцене театра «Мастерская Петра

Фоменко», «Анны Карениной» — в театре имени Моссовета, площадке, не самой

удобной для данного спектакля. Но ничего, трудности преодолели. Как преодолели

невольный снобизм искушенной московской публики, которая видела все и вся.

После первых минут отчуждения неприступная крепость, сраженная искренностью

хабаровчан, сдалась.

По словам художественного руководителя ТЮЗа режиссера Константина

Кучикина, участие в любом фестивале — это проверка себя и своих возможно-

стей, некий промежуточный итог, после которого театр должен перейти в новое

качество.

Сегодня Хабаровский театр юного зрителя со своим художественным лидером

идет в авангарде театрального движения, и участие в фестивале столь высокого

уровня еще раз наглядно это подтвердило. Но победы, премии, дипломы, высо-

кая оценка критиков, хотя и заработаны коллективом по праву, лишь внешние

приметы успеха, и не они определяют политику ТЮЗа. Потому что при более

близком знакомстве с труппой становится ясно, что в коллективе ценятся успехи

на первый взгляд неброские, даже незаметные для широкой публики, но имею-

щие колоссальное значение для актеров. Они из области этически-нравственных

категорий (добра, зла, бескорыстия) и происходят нечасто, но именно ради таких

минут актеры занимаются своей профессией.

Пресс-конференция, состоявшаяся после возвращения коллектива из Москвы,

из официального мероприятия превратилась в интересный, несколько сумбур-

ный и доверительный рассказ, во время которого художественный руководитель

Константин Кучикин, руководитель литературно-драматической части театра

Анна Шавгарова, режиссер Ольга Подкорытова, а также актеры пытались заново

осмыслить пережитые впечатления.

Человек родился

В спектакле «Атлантида, 17» наряду с актерами в ролях подростков задейство-

ваны хабаровские школьники и ученики студии «Алый парус». Этот совместный

с американской молодежью проект — своеобразное исследование, цель которого

выстроить диалог с молодым зрителем, разобраться, что волнует детей в нашей

стране и за океаном, какие темы и вопросы представляют для них наибольший

интерес, в чем они совпадают, а в чем разные.

«Атлантида» в данном контексте означает нечто скрытое, потаенное, тре-

бующее ответа незамедлительно — Душу подростка. Не случайно художник

спектакля Андрей Непомнящий «поселил» участников в какое-то странное

место, малопригодное для обитания — подвал с мусорными контейнерами

и бассейном, наполненным водой (наша жизнь?). Герои проживают свои

истории, то завороженно вглядываясь в его глубину (причем актеры обуты в

резиновые сапоги, школьники шлепают босиком), то бродя прямо в воде. Они

оскальзываются, падают, ищут точки соприкосновения друг с другом, кричат

от непонимания…

В финале, мокрые с ног до головы, они погружаются в эту купель все вместе.

Словно одни приняли обряд посвящения в профессию, а другие приняли школь-

ников в свой коллектив, отныне ставший единым организмом.

О том, что происходило с юными исполнителями на спектакле в Москве, трудно

говорить, это процесс интимный. Но те ощущения, что рождались в их душах и

жаждали выхода, нашли отклик в зрительном зале. В этот момент и произошло

то самое чудо, о котором до сих пор потрясенно вспоминает художественный

руководитель: когда в финале спектакля один из его юных участников, произнося

авторский текст, стал рассказывать залу о чем-то своем, личном. Глядя в зритель-

ный зал, очень тихо, но так, что его было слышно в самом дальнем уголке, Ваня

говорил о мире, о себе в мире, о взрослых и детях и об умении понимать и слышать

другого человека.

КУЧИКИН: Это было чудо! Здесь, на наших глазах мальчик Ваня из ребенка

превращался в мужчину, в Личность. Вот событие! Не у всякого актера получается

так суметь выразить подтекст.

И закономерно, что после спектакля запланированное обсуждение вылилось в

большой взволнованный разговор, когда и участники и зрители в едином порыве

попытались встать на защиту детства.

Наверное, перед этим отступают все — походы «за славой», успехи, зву-

ки медных труб, дипломы и премии. Потому что главное чудо — рождение

Человека.

В Москве спектакль-лаборатория «Атлантида, 17», вошел в десятку лучших

в номинации «Детский уик-энд». Хабаровский ТЮЗ еще раз подтвердил статус

детского театра, который своими спектаклями учит молодого зрителя любви,

состраданию, умению услышать и почувствовать чужую боль.

Море любви, или «Я — другая Анна»

Внеконкурсная программа «Золотой маски» предполагает участие в фестивале

таких работ, которые сегодня выбиваются из мейнстрима и которые можно рас-

сматривать как попытку заглянуть вперед, в будущее.

Такова хабаровская «Анна Каренина» драматурга Клима — его своеобразный

взгляд на роман Толстого с позиций сегодняшнего дня.

КУЧИКИН: То, что этот автор оказался в афише нашего театра, означает, что

он нам близок, что мы его понимаем и чувствуем. Как выяснилось, мы ему тоже

близки и понятны.

В нашем городе спектакль «Анна Каренина» идет на аншлагах, на него трудно

попасть, и это неудивительно: зрителей, живущих в удалении от столицы, не мо-

гут не привлекать новые веяния. Но откуда такой интерес к театру «из глубинки»

у московской публики, раскупившей билеты на спектакль буквально за сутки?

Особенно если учесть, что на внеконкурсный показ приходит публика подготов-

ленная, хорошо знающая, что такое новая пьеса и кто такой Клим. Значит, все дело

в личности Клима?

Но ответить на вопрос, как драматург отнесся к постановке собственной пьесы,

как воспринял спектакль хабаровского театра, оказалось весьма сложно. По мнению

Кучикина, категория «нравится — не нравится» в этом случае просто неуместна,

все гораздо глубже. Для такого парадоксального человека важны не слова сами по

себе, а то, что скрыто за ними.

Однако загадочную фразу, которую Клим произнес после просмотра спекта-

кля: «В вас море любви. Это большая редкость сегодня», в театре восприняли как

самую высшую оценку.

Эту энергию любви, которую уловил Клим на спектакле хабаровчан, не могли

не почувствовать и зрители, пришедшие в этот вечер в театр Моссовета. Некоторые

из них уже в антракте побежали в соседний магазин за цветами, чтобы препод-

нести актерам. Вообще мнения и впечатления от спектакля были разные, но их

объединяло одно — доброжелательность.

ШАВГАРОВА: На спектакле присутствовали критики, среди которых был

наш давний знакомый Павел Руднев, пришел также известнейший театральный

деятель Алексей Бартошевич. Мы волновались, не уйдет ли он до конца спектакля,

все подсматривали из-за кулис. Нет, досмотрел до конца, а если учесть, что про-

должительность спектакля четыре часа, это о чем-то говорит.

КУЧИКИН: Я смотрел, вернее, слушал из-за кулис. Поначалу спектакль шел

трудно, все слишком волновались, но где-то в середине первого акта зазвучали

человеческие интонации… В финале — аплодисменты, цветы, восторженная

пресса. Как признался Павел Руднев, для Москвы такой прием просто неве-

роятен.

В этом ажиотаже мало кто знал, а кто знал, то в этот момент и не вспомнил,

что спектакль «Анна Каренина», подаривший столько эмоций и «море любви»,

был на грани срыва, что он мог бы и не состояться вовсе, если бы…

Вот этим «если бы» так притягателен театр.

Дело в том, что декорации, которые почти месяц шли через всю страну в спе-

циальном вагоне, по приезде оказались негодными к эксплуатации, то есть ткань,

которой обтянуты ставки, не выдержала температурных скачков и полопалась. Так

объяснил произошедшее художественный руководитель.

ШАВГАРОВА: Представьте ситуацию: фестиваль «Золотая маска», выходной

день, Москва. И наши погибшие декорации, которые не починить, не исправить —

из 16(!) театральных ставок половина безнадежно испорчена! Что делать? Ну,

конечно, звонки, поиски решения, нервы… Когда мы наконец нашли мастера,

которому намеревались заказать изготовление ставок, оказалось, что он не сможет

нам помочь…

И тогда ребята поняли, что им предстоит невозможное — самим взяться за из-

готовление декораций. Каким образом? А элементарно (это сейчас они так шутят):

открыли интернет, нашли нужную страницу и… работа закипела.

ШАВГАРОВА: Когда была готова первая ставка, мы поняли, что для нас пре-

град не существует. Разве такое забудешь?

КУЧИКИН: Мы давно работаем вместе и вроде бы должны надоесть друг

другу, но я не перестаю удивляться своим актерам. На «Маске» многие откры-

лись мне с такой неожиданной стороны, что это дорого стоит. Ведь фактически

спектакль «Анна Каренина» не должен был выйти на публику, был момент,

когда казалось, что все пропало. Но мы построили декорацию, сумели, у нас

получилось…

Так расхожая фраза о том, что фестиваль — это не только праздник, но и учеба,

для тюзовцев воплотилась в реальной жизни. А главное в любом учении — суметь

извлечь из нее правильные уроки.

Домой вернулись переполненные впечатлениями, окрыленные, готовые к

новой работе. А тут и ежегодная губернаторская премия в области театраль-

ного искусства подоспела. По итогам прошедшего года в Хабаровске лучшим

спектаклем признан спектакль «Спасти камер-юнкера Пушкина» режиссера

Константина Кучикина, а лучшим исполнителем главной мужской роли актер

Александр Зверев в вышеназванном спектакле. Еще одна «Маска», пусть на

нашем местном уровне и не столь «золотая», но от этого не менее дорогая.

Потому что за ней — труд, сомнения, преодоления и прочее. Впрочем, худо-

жественный руководитель ТЮЗа Константин Николаевич Кучикин терпеть не

может пафосных слов. Будничным голосом, глядя в пол, он в очередной раз

произносит свое любимое:

— Мы просто работаем вместе, и все. И — все!

Постскриптум. Страсти по камер-юнкеру

Свою новую работу, историю про камер-юнкера Пушкина, Константин Кучикин

задумал как камерный спектакль в фойе для тридцати зрителей. Экспериментируя

с пространством, они вместе с главным художником театра Павлом Оглуздиным

(он же художник спектакля и один из исполнителей) организовали игровую пло-

щадку, где происходит действие, таким образом, что, когда во внутреннюю часть

театра распахивается центральная дверь, ведущая из фойе, создается ощущение

анфилады комнат с белой лестницей, уходящей на второй этаж. Из глубины через

эту дверь стремительно появляются исполнители — Александр Зверев, Наталия

Мартынова, Павел Оглуздин («триадовский» десант, все они теперь работают в

ТЮЗе у Кучикина).

Зрители, сидящие «в зале», могут «лицезреть» самих себя в двух зеркалах, рас-

положенных по обе стороны двери, что создает эффект их присутствия на сцене.

То есть они становятся невольными соучастниками происходящего.

И первая же реплика: «Пушкина я возненавидел еще в детстве», — произне-

сенная героем с вызовом, почти эпатажно, ударяет, как выстрел.

Сразу оговорюсь. Тому, кто знает, каким был этот великий русский путаник с

африканской внешностью, на спектакле делать нечего. Потому что кучикинский

и хейфецевский Пушкин далек от академического представления о «нашем всё»,

скорее он предстает таким, как в стихах к Энгельгардту: «Худой, обритый, но жи-

вой». Хулиганский — потому что куда денешь частые многоточия в поэтических

строчках, так легко озвучиваемые. Противоречивый, с зигзагами судьбы воистину

сатанинскими, ведь не зря после смерти современники о нем говорили: «Жаль

поэта — и великого. А человек был дрянной». Влюбчивого, не пропускающего

ни одной юбки, картежника и дуэлянта, вечно пребывающего в долгах. Поэта, не

оцененного современниками при жизни, чьи стихи живут уже третье столетие и

останутся в веках. Сверчок, егоза, обезьяна, как называли его друзья. Любопытный

Пушкин…

Пьеса Михаила Хейфеца (победившая в конкурсе драматургов «Действующие

лица») написана как монолог, от которого невозможно оторваться, пока не до-

читаешь до конца. Спектакль Константина Кучикина тоже смотрится на едином

дыхании. Тем более до конца уже не так много времени, всего один час пятьдесят

минут длится действие, в продолжение которого герой завершает торжественные

приготовления по спасению поэта и до рокового выстрела в финале.

Монолог, который нервно произносит Александр Зверев, перемежается сцена-

ми, в которых актриса Наталия Мартынова перевоплощается то в «воспиталку»,

то в «училку», то в подругу Леру, то в красотку Натали Гончарову, прячущую под

пышной юбкой (буквально) барона Дантеса-Геккерена.

А Павел Оглуздин предстает в двух ипостасях: роли Дубасова и самого себя,

то бишь художника, который по ходу действия рисует иллюстрации к происхо-

дящему в спектакле. Вот недоброй памяти школа № 69 имени Пушкина, бывшая

Царскосельским лицеем… Вот армия, где герой отбывал воинскую повинность,

ведя «просветительскую деятельность» в казарме… А вот и картинка «съ Дан-

тесомъ-Геккеренъ верхом на белой лошади» (как тут не вспомнить пророчество

гадалки, которая посулила Пушкину гибель в тридцать семь лет «от белой лошади

или от белого человека»).

При желании можно предположить, что Оглуздин играет состоявшегося Дуба-

сова, столь неудачно дебютировавшего поначалу в роли художника. Только если

Дубасову с ходу подрезали крылья и обрекли на роль неудачника, то Оглуздин —

вот он перед нами — замечательный живописец и график, его небольшие панно,

украсившие стены к окончанию спектакля, впору издавать отдельным тиражом

как дополнение к программке. Ибо они — тоже спектакль.

Однако все происходящее на сцене, адекватно переведенное на язык сце-

нических образов, отнюдь не иллюстрация к тексту. Пьеса, обозначенная у

Хейфеца как история одного несостоявшегося подвига, решена Кучикиным в

жанре трагифарса.

Впрочем, ее можно и комедией назвать. Как и всю нашу жизнь — похожую на

дурной сон действительность, в которой нас чуть не с пеленок начинают «строгать

и строить», чтобы все были как один: учителей слушали, во всем с ними соглаша-

лись и кивали, кивали, как болванчики, в знак понимания и смирения. Другими

словами, уничтожают, как уничтожили, спасибо не до конца, культуру, язык, рус-

скую речь. Потому что, «проходя» в школе Пушкина так, как его там преподают,

можно не только от Александра Сергеевича целое поколение навсегда отвратить,

а заодно и от всей мировой литературы. Думаю, сам Пушкин, если бы знал, до

какого абсурда дойдет народная любовь, тростью бы на нас замахнулся и закричал:

«Как вы надоели мне со своей любовью, чертовские дураки!»

Прямо вижу эту картинку во всех подробностях.

Вот против подобных расхожих пошлостей — с растиражированными по-

смертными масками, обязательными свечами, набившими оскомину стихами про

Лукоморье, декламируемыми торжественным голосом, постаментами с черным

идолом в знакомых бакенбардах, — и восстает герой Александра Зверева — Ми-

хаил Питунин.

Вообще-то он никакой не герой, а напротив — антигерой. Но как писал другой

поэт, наш современник Андрей Вознесенский: «Какое время на дворе — такой

мессия». А время нынче на дворе... сами знаете. И вот из этого безвременья — а

может, вопреки ему? — вдруг «выколупывается» странный герой, который, сам

являясь плоть от плоти окружающей жизни, отважился взбунтоваться против нее.

Кто — какой-то Питунин?! Что— посмел?! Этот нелепый гадкий утенок, придурок,

одержимый идеей спасения Пушкина, жалкий маргинал, не принимающий участия

в построении нашего замечательного общества, и вдруг, пусть на мгновенье, су-

мевший подняться над ним, хотя и не успел совершить то, ради чего так старался?

Как бы не так!

Да ничего он, по большому счету, не успел совершить, этот жалкий и прекрас-

ный персонаж, кроме того, что досконально изучил жизнь Пушкина, который ему

с детства как кость в горле. Но несостоявшийся подвиг тоже подвиг. Над собой,

над обстоятельствами. Потому что сколько можно «безмолвствовать», пора когда-

нибудь и поступок совершить. Пусть смешной, пусть глупый, бессмысленный, но

поступок.

Этот драматургический поворот — от неприятия Пушкина, как «нашего

всего», почти ненависти к нему, до глубинного постижения его жизни и жизни

вообще, очень интересный. Оказывается, стремление к свободе невозможно

уничтожить даже в самом маленьком человеке, и тогда он взвивается в небо

факелом и погибает. Смешная история, не правда ли? Трагичная, узнаваемая,

бесполезная…

Но ведь — факелом! Но ведь — в небо!

В пьесе нет ничего лишнего, даже ремарки немногословны: кто, что, где. При

этом она очень театральная, ибо позволяет режиссерской фантазии раздвинуть

рамки текста и выйти в открытое космическое пространство, наполняя его живой

горячей кровью и населяя множеством персонажей, в которых мы не только исто-

рических личностей узнаем, но и самих себя — вот же они отражаются в зеркалах,

знакомые все лица.

В спектакле много неожиданных ходов, выразительных метафор, фантазий.

Словом, того самого «шифра», который интересно разгадывать (здесь нельзя не

назвать художника Наталью Сыздыкову, которая вместе с Оглуздиным работала

над костюмами, музыкального руководителя Елену Кретову). Одна сцена омове-

ния героя перед выездом на Черную речку, где назначена дуэль, чего стоит! Или

снятие с живого Питунина (или он уже не Питунин, а Пушкин, все так сплелось!)

посмертной маски. Мне могут возразить: это, мол, слишком. Но, когда каждая

мелочь работает на спектакль и режиссеру не изменяет чувство меры и такта, ты

понимаешь: в театре возможно все. При наличии таланта и сердца, разумеется. А

в данном случае названные компоненты присутствуют.

Бесспорная удача спектакля — Александр Зверев. Конечно, актер не с неба

свалился. Еще когда Александр работал в «Триаде», в нем чувствовались и глубина,

и боль, и трагизм одиночества, но рамки жанра пантомимы не позволяли

его дарованию раскрыться с максимальной полнотой. Теперь перед нами про-

фессиональная и глубокая актерская работа — исповедальная драма маленького

человека, которому надоело быть маленьким человеком.

Спектакль не созерцательный, не легкий для восприятия, он требует работы

души, будоражит фантазию, впечатляет, заставляет размышлять. Даже те благопо-

лучные зрители, в чьей жизни не было такой истории, как у героя пьесы, полностью

разделяют его бунт против «всенародной любви», полной пафоса, фальши и, в

конечном счете, равнодушия к поэту. Не дай бог, как говорится.

После спектакля зрителей встретила настоящая петербургская погода— туман-

ный теплый день с легким снежком. И пусть это будет сто пятидесятым штампом,

но на какой-то миг показалось, что сейчас из метельных сумерек в перспективе

ломаных улиц возникнет знакомый силуэт маленького, быстрого, похожего на

обезьяну человека в летящем плаще.

Вот интересно, что бы Александр Сергеевич сказал, посмотрев спектакль

Хабаровского ТЮЗа?