Газета «Советская Сибирь», г. Новосибирск, 20.10.1980 г. "Роли актёра Вадима Решетникова"

Первые герои артиста ТЮЗа, Решетникова, выпускника Новосибирского театрального училища,   —   герои Шиллера, Кальдерона и Лопе де Вега, Тирсо де Молины   и Дюма — стремительно и изящно взлетали на этот круг. Вот Фердинанд («Коварство и любовь») с его «бурей и натиском», с его искренностью во всем: в любви и в борьбе с коварством, в поисках справедливости и в отчаянии. Или стройные испанцы: Лусиндо («Изобретательная влюбленная») и Алонсо («С любовью не шутят»), изысканно кланяясь, машут шляпами и яростно фехтуют; они с головой окунаются в хитроумные интриги и увлекают нас своим пылким темпераментом. Затем к этой блестящей когорте примкнули Дон Хуан («Дон Хиль — зеленые штаны») и д'Артаньян с их находчивостью и очень современным, молодым и задорным юмором. Все они были привлекательны именно молодостью, задором и весельем, своей созвучностью мироощущению молодого тюзовца — Решетникова. Но, кроме молодости, еще столь многое было необходимо...
И вот неожиданно вслед за этими бравыми фигурами на сцене появился Спальник из «Конька-Горбунка» — Вкрадчивый, до дрожи завистливый к чужой удаче, этакий мелкий пакостник и доносчик. Прошагал со слащавой улыбкой жеманный и самодовольный Слендер, племянник судьи Шеллоу из «Виндзорских насмешниц», сыгранный Решетниковым с пониманием природы шекспировского комизма. А вот на сцене уже типично русский характер и облик — перед нами Кутейкин, недалекий учитель недоросля Митрофанушки. Он забавно ходит и говорит, неподражаемо нюхает табак, этот по-детски наивный и хитроватый, приниженный человечек...
Именно в этих работах у молодого актера появляется интерес к форме, к острому рисунку, пластической выразительности.     Здесь прекрасно «срабатывает» присущая ему ирония. Через свои сказочные и комические роли Решетников овладевает характерностью, которая становится одним из главных его творческих достоинств.
Перед нами проходит вереница героев, молодых, современных, разных. Для каждого из них— Касыма в «Материнском поле» Ч. Айтматова, Олега в «Московских каникулах» В. Кузнецова или Жени Столетова в инсценировке повести В. Липатова «И это все о нем» — актер находит свои краски, рисует свой характер. Но наше внимание привлекает вот этот невзрачный человек в поддевке и смазных сапогах — Подхалюзин, приказчик из дома Большовых («Свои люди — сочтемся» А. Н. Островского). Он предстает в исполнении Решетникова изворотливым хищником, и даже сменив поддевку на сюртук остается дремучим хамом по сути.
Здесь, в этой роли, рвущееся к деньгам и к власти, к своему «куску» плебейство пореформенной купеческой России стало для актера той темной силой, с которой необходимо бороться. И он безжалостно анатомирует всю мерзкую суть своего Подхалюзина. Актер не только добивается яркой внешней характерности, острой формы, но и вскрывает нравственную, вернее, безнравственную суть образа, приближаясь тем самым к высокому уровню психологического гротеска.
Герои Решетникова, каждый по-своему, решают вопрос индивидуальной нравственной ответственности человека в этом мире. И первый из них—доктор Хоскинс из спектакля «Тимми— ровесник мамонта» (по рассказу американского писателя А. Азимова).
Он — ученый XXI века. На сцене — созданная его умом и волей сверхсложная лаборатория. Но почему она так явственно напоминает своим напряженным красно-черным цветом адскую топку? И пронзительно светла и сиротлива, как островок другого мира, в центре ее —   раковина, камера опытов доктора Хоскинса, куда попадает Тимми, маленький неандерталец, извлеченный из каменного века? «Объект эксперимента»? Что же он за человек, создатель этого мира? Или Хоскинс создатель и жертва одновременно? Решетников играет своего героя с очень точным пониманием этой двойственной природы его положения. Он создает трагический образ не только крупного ученого, но и тонкого, доброго по сути человека.
Актер четко прослеживает эволюцию Хоснинса. Вначале это — опьяненный успехом своего эксперимента, гордый великими достижениями сов-ременной науки и увлеченный ее будущими перспективами ученый. Потом — человек, столкнувшийся с самоотверженной гуманностью Феллоуз и зародившимся обостренно эмоциональным человеческим миром Тимми. В одной из лучших своих сцен в этом спектакле, когда Тимми демонстрируют на телевидении как диковинную ученую обезьянку, Хоскинс — Решетников бросается на защиту его от дикого мира сверхсовременного невежественного обывателя. Но и здесь он в первую очередь защищает себя, человека-творца от глазеющего потребителя, а не просто маленькое чуткое человеческое существо — Тимми. И, наконец, Хоскинс поставлен перед выбором: сохранить жизнь мальчику, хотя эксперимент этот исчерпан (на существование Тимми в камере уйдут огромные запасы энергии), или отправить его обратно в каменный вен, что равносильно для мальчика смерти, но освободить камеру и энергию для новых опытов.
Жестокий выбор. Хоскинс выбирает научный эксперимент, но, переступив эту нравственную преграду, терпит внутреннее крушение. Решетников с огромным внутренним накалом передает трагическую борьбу героя с самим собой и следующую за ней в финале спектакля опустошенность, когда стоит он на театральном круге рядом с пустой (свободной!) камерон и вдруг устало, обреченно сбрасывает белый халат. Кончился человек, кончается и ученый-творец. Это неразделимо.
Тема трагической вины и высокой личной ответственности человека продолжена Решетниковым еще в одном «американском» спектакле — инсценировке романа И. Хантера «Дело по обвинению».
Определившаяся за последние годы устремленность к социально - нравственной остроте, интеллектуальной наполненности каждого создаваемого образа проявилась у Решетникова и в работе над ролью Матвеева в спектакле «Сквозь время», рассказывающем о юном, может быть, самом романтическом поколении нашей революции.
А дальше театральный круг пока свободен. Что за герои, что за люди появятся на ней? Размышляя об этом, хочется слегка повернуть его вспять и, может быть, вновь увидеть Вадима Решетникова (теперь уже во всеоружии профессионального опыта и мастерства) в острохарактерных и комических ролях, так как окунуться сегодня в живую непосредственную стихию игры, несомненно, было бы полезно и живительно для его творческого организма.
Хотелось бы пожелать также актеру ролей такого драматургического уровня, как Генри Белл и доктор Хоскинс. На театральном круге еще большой простор для свершений.

Т. АНТОНОВА.