Журнал «Страстной бульвар, 10», №2-112, 2008 г. "О спектакле "Про Кота в сапогах"

Труд и радость. I Межрегиональный фестиваль «Сибирский кот»

Для тех, кто часто бывает на театральных фестивалях, это давно уже не праздник, а работа, труд, часто без всякой радости. Без неожиданностей. Каково же было мое изумление, когда, полусонная, приехав с самолета в гостиницу ранним утром, я увидела в пустом холле, прямо напротив дверей, огромного серого КОТА. Он протягивал ко мне руки (тьфу, лапы) и, кажется, улыбался. Чур меня, чур — я боком-боком стала медленно двигаться к стойке администратора. Но КОТ не был плодом моего расстроенного воображения. Он умело пресек мою попытку к бегству и протянул мне каравай (вот что было в протянутых лапах!). Белый, сдобный, хлеб оказался очень вкусным и был доставлен мною в Москву в качестве одного из трофеев, как, впрочем, и множество других подарков. Среди которых — медаль «За веру и добро», врученная каждому члену жюри фестиваля «Сибирский кот» лично губернатором Кемеровской области Аманом Тулеевым на торжественном приеме по случаю открытия форума.

Неожиданности начались сразу. С первого же показа в девять утра. Перед зданием театра визжащих от счастья детей встречал все тот же КОТ (хотя, наверное, не тот, но такой же). Знаменитый Хакасский театр кукол «Сказка» (Абакан) давал «Соседей» по пьесе Михаила Супонина. Режиссер и художник Сергей Иванников до мелочей продумал простой и в то же время удивительный мир спектакля — жилище, состоящее из двух половин, разделенных легкой занавеской, в котором действуют не только герои, но и предметы: самовключающийся патефон, основательная печка, грубая скамья, уютная кроватка... Его обитатели не просто сказочные персонажи — простодушный домовитый Медведь (Андрей Тимофеев) и хитрющая Лиса (Елена Тимофеева), но и яркие взаимоисключающие (и взаимодополняющие) человеческие типы, Мужчина и Женщина, две необходимые половинки единого целого. Лиса здесь не только обманщица, но и экстравагантная дама не первой молодости, мечтающая о семейном счастье. Она обольстительна: ах, эта остренькая любопытная мордочка, эти тоненькие ножки в полосатых чулочках, эта вертлявость, эта вечная готовность в равной степени праздно валяться в постели, пускаться в пляс или изобретать подлянки соседу, чтобы... сделать своим обожателем. Медведь здесь не только наивный увалень, но и... Петруччио, грубовато, но верно воспитывающий свою соседку и прекрасно понимающий, что, хочешь не хочешь, а придется сделать ее своей избранницей.

Эта очень простая история разыгрывается главными исполнителями и их невидимыми помощниками так слаженно, так азартно, так весело, что держит восхищенное внимание и детей и взрослых от первой минуты спектакля до последней.

Добрая, исполненная юмора постановка единодушно была награждена призом за лучший актерский ансамбль. Последующие спектакли, даже самые феерические, не заслонили ее, хотя марафон был длинным (всего-то пять фестивальных дней, но 22 спектакля основной программы!).

Впервые прошедший в июне в Кемерове Межрегиональный фестиваль спектаклей для детей и подростков «Сибирский кот» возник закономерно — на волне государственного и общественного интереса к детским и молодежным театрам. Конечно, такой фестиваль был нужен, и он удался.

Решение о проведении фестиваля приняла Ассоциации театров Сибири, осуществляющих деятельность для детей и молодежи, которую возглавляет директор Томского ТЮЗа Светлана Бунакова, она и стала президентом «Сибирского кота», концепцию которого разрабатывала вместе с Григорием Забавиным, директором Кемеровского театра для детей и юношества, Игорем Решетниковым, председателем управления по культуре исполкома Межрегиональной ассоциации «Сибирское соглашение», и Натальей Шимкевич, худруком кукольного театра города Озерска. Финансовую и организационную поддержку фестиваль нашел в Кемеровской области. Поддержал его и СТД РФ.

Эмоциональная пристрастность, неформальный подход «родителей» фестиваля, стремившихся показать лучшее, что есть в Сибири, в сочетании с холодной четкостью, во всем свойственной кемеровской администрации, и естественным желанием включить в программу как можно больше спектаклей своей области, позволили представить максимально полную картину детского и подросткового театра региона. Кроме того, отличительной чертой фестиваля, его эксклюзивом стала социокультурная программа, в которой были показаны спектакли, демонстрирующие нестандартные формы работы с детьми.

Увы — попасть на спектакли социокультурной программы членам жюри не удалось. Основная, конкурсная программа оказалась чрезмерно перегруженной. Перегруженной и очень неровной. С точки зрения эстетической значимости, многие постановки не выдерживали конкуренции. Но, смею надеяться, оказаться в обойме с сильнейшими для театров, показавших свои репертуарные, если можно так сказать, повседневные работы, было полезно. Как и ежевечерние разборы измученного (4-5 спектаклей в день), но сохранявшего бодрость жюри. Надеюсь, отбор следующего фестиваля будет все же более строгим — ведь знакомство с тем, что есть, состоялось.

Кроме Томского ТЮЗа и театров Кемеровской области (Кемерово, Новокузнецк, Прокопьевск), на фестиваль приехали Новосибирск, Омск, Тара, Иркутск, Красноярск, Абакан, Хабаровск, Якутск, Горно-Алтайск.

По возможности подробный, порой нелицеприятный разговор о спектаклях, не претендовавших на первенство, состоялся в рабочем порядке на обсуждениях профессионального совета (так организаторы квалифицировали жюри, ведь функции его были далеко не только судейские). Как часто бывает, и в несовершенных постановках сверкнули звездные роли, вызвали симпатию талантливые композиторы, художники. Не все из них были награждены. И все-таки приз за лучшую женскую роль присудили Светлане Альчиной за роль Маленькой Бабы-Яги в скромном спектакле Национального драматического театра Республики Алтай (Горно-Алтайск). Актриса-травести, по виду девочка, обладает недетским темпераментом, заразительной внутренней силой. Ей удалось стать пружиной всего действия, центром, оправдывающим происходящее. А лучшим художником по костюмам признали Сергея Федоричева за работу в милой студийной сказке «Кошкин дом» Северного драматического театра им. М.Ульянова (город Тара Омской области), где известный сюжет рассказывают коты-джазмены в затейливых домотканых и в то же время артистичных одежках, сотворяющие игру из «снега» и разыгрывающие импровизацию на «снежных» мягких инструментах. (И музыка Андрея Пересумкина очень хороша!) Костюмы Федоричева — очень важная стилистическая и смысловая составляющая спектакля, они служат созданию образов, порой помогая молодым актерам, а порой доигрывая за них.

Вообще, с художниками в большинстве сибирских театров полный порядок. Уникальны сплетенные из прутьев, рукодельные шкафчики-ширмы и выполненные в фольклорном стиле костюмы Ольги Веревкиной к «Русалочке» Омского театра кукол «Арлекин». (Вот только красоты остались самодостаточными, куклы — неодушевленными, а Андерсен утратил свою романтическую печаль, сыгранный в жанре «русского народного представления».) Восторги вызвали сценография и костюмы к спектаклю «Щелкунчик» Кемеровского театра драмы: Светлана Нестерова придумала волшебную елку из прозрачной ткани, концы которой закреплены на лонжах и, трансформируясь, поднимаясь и опускаясь в переменчивом свете, то распускаются дивным цветком, то зависают мрачным облаком над полем кукольных сражений. (Вот только спектакль распался на прелестные сказочные интермедии и вялые картины реальной детской.) Впечатлил корабль — заброшенный сарай, обжитый пацанами, затеявшими игру в пираты («Веселый Роджер» в Прокопьевском драмтеатре им. Ленинского комсомола, художник Людмила Семячкова), в котором, увы, взрослые дяди и тети, довольно фальшиво изображают то ли тимуровскую команду, увлекшуюся не той темой, то ли инфантильных пиратов-недоучек. Загадочный мир одушевленной вселенной с пульсирующими в черном кабинете живыми планетами придумала Светлана Пекарина в «Маленьком принце» Иркутского театра кукол «Аистенок». Встреча в пустыне Летчика и Маленького Принца привела к тому, что они оба осознали себя частью этого живого космоса. (Правда, куклы, в том числе и заглавного героя, получились довольно стандартными.)

Достойны подиума великолепные костюмы Виктора Акимова к шоу «Белая сказка», каждый хочется рассматривать как произведение ювелирного искусства. В масштабном проекте Государственной филармонии Кузбасса, музыку к которому специально написал Геннадий Гладков (приз лучшему композитору), кроме профессиональных артистов и певцов, приняли участие замечательные детские хоровые и танцевальные коллективы Кемерова. Дети работают с азартом и удовольствием. Правда, рассказанная история порой грешит назидательностью, порой теряет логику, распадается на отдельные номера.

А изобретательная сценография и мощнейшие костюмы к фольклорной феерии «Легенды старого Байкала»! Художник Бальжимин Доржиев, модельеры-дизайнеры Людмила Шарапова и Алена Балсунаева создали целый мир этники и декоративной роскоши. Прекрасна и музыка иркутского композитора Владимира Соколова, которая уверенно конкурировала с музыкой «Белой сказки». Проект Иркутского ТЮЗа получил приз за воплощение национального эпоса. Увы, применительно к последним постановкам я не случайно употребила слова «шоу», «проект» — в них уязвимой оказалась слишком схематичная, прикладная драматургия, речь уместнее вести о сценариях. То же относится и к мюзиклу «Маленький принц» Красноярского ТЮЗа, в который вложено много сил и изобретательности, но цельного художественного высказывания не случилось. Можно выделить отдельные эффектные фрагменты, прекрасные костюмы Елены Турчаниновой (например, костюм-бутон Розы, на глазах у зрителей расцветающей от прикосновения Маленького Принца в прекрасную женщину, и роскошные, но какие-то форменные костюмы земных роз), отдельные актерские работы — прелестного Александра Лазина, юного исполнителя роли Маленького Принца, Вячеслава Ферапонтова, ироничного и обаятельного Лиса. Но все это не спасает. Какой-то необязательной здесь оказалась драматургическая основа, как часто в мюзиклах — беспомощны стихи, а музыкальное оформление Андрея Федоськина (Норильск) «по мотивам узнаваемых мелодий» выглядит среднестатистическим миксом. Поначалу вызвавшая всеобщее «ах!» сценография Виктора Чуткова (вот только что пролетела над сценой модель-игрушка — и уже лежит у левой кулисы самый настоящий самолет) скоро перестает работать, утомляя обилием проекций. Выбрать победителя в номинации «Лучшая сценография» было непросто. Лауреатом стал Роман Ватолкин. Его работа в «Журавлиных перьях» Новосибирского областного театра кукол — тонкая, соразмерная, культурная, с удивительными японскими ширмами, фонарями, куклами, где все очень красиво, но ничего нет ради красивости, все функционально, осмысленно и одухотворено — во многом определила успех всего спектакля.

Режиссер Ирина Латынникова и художник Светлана Нестерова в Кемеровском театре для детей и молодежи сделали попытку создать спектакль по законам поэтического театра. «Пегий пес, бегущий краем моря» по повести Чингиза Айтматова в их спектакле — именно не эпический, а мифо-поэтический рассказ о взрослении ребенка, познавшего, что такое морская стихия, враждебная человеку, и любовь к родному берегу. Его взросление происходит на глазах зрителей через страшное испытание смертью. Каждый из близких ему мужчин — отец и братья — встретил ее по-разному, но каждый в итоге проявил благородство и пожертвовал собой ради него, мальчика, в котором старшие видели продолжение своего рода. Рассказ об этой повседневной трагедии из жизни охотников, вечно сражающихся с морем, но и живущих от его щедрот, создатели строят на основе не житейской, а ассоциативной логики. Круг на заднике, символизирующий солнце, начало и конец жизни, берег, к которому стремятся вернуться герои, и лодка, в которой происходит основное действие, — вот и вся декорация. Стихию изображают женщины, ведущие рассказ о сотворении мира, в контексте которого происходят конкретные события. Они же играют и женщин, провожающих мужчин на охоту, являющихся им в снах и в бреду. Декорации и костюмы из натуральных материалов, натуральные, главные цвета — белый, серый, черный — все предельно просто и естественно. Спектакль оказывает очень сильное эмоциональное воздействие, ранит сердце болью и печалью, внушает надежду. Он несовершенен: слишком много повествовательного текста, который не вполне освоен актерами, а иногда просто невнятно произносится. Не все актеры поймали способ поэтической простоты существования, предложенный режиссером: кто-то сбивается в излишнюю патетику, кто-то — в чрезмерное жизнеподобие. Но главное — через свет (Александр Брегеда), музыку (Андрей Школдин), пластику (Юрий Брагин) создается образ сотворения человека, равный по значимости сотворению мира. И, конечно, это не могло произойти без актера, играющего Мальчика. Молодой Алексей Морозов делает то, что в тюзовских спектаклях удается редко, — не копирует детские реакции, не изображает ребенка, а пытается проникнуть в его внутренний мир. В результате в его герое нет фальши, а зрители не чувствуют противоречия между взрослым обликом, пусть совсем молодого актера, но все же не ребенка, и его действиями и переживаниями, безусловно веря происходящему.

Профессиональный совет не мог пройти мимо такого необычного для тюзовской сцены опыта и присудил спектаклю приз за воплощение эстетики поэтического театра. За поиск, без которого невозможен театр, невозможен приход подростка, взыскующего серьезного к себе отношения и важного разговора, в театр. «Про Кота в сапогах» Хабаровского ТЮЗа, поставленный Константином Кучикиным, адресован вроде бы малышам («СБ, 10» № № 7-97, 8-108, рубрика «Фестивали»). Но театр не просто рассказывает общеизвестный сюжет Шарля Перро и не просто разыгрывает пьесу А. Чернышева про то, как странствующие кукольники, во время дождя нашедшие приют в трактире, расплатились сыгранной сказкой, и самих хозяев сделав актерами. Театр еще более усложняет задачу, но делает это с восхищающей легкостью: сказка творится героями на глазах у зрителей из подручных материалов жизни. В ход идут нарисованные фигурки, когда надо заменяющие персонажей, и многочисленные предметы быта. Кадушка с венчиком из ложек превращается в толстого короля, а тележка на колесиках с водруженным на нее бидоном и скрежещущими металлическими приладами — злобным людоедом, напоминающим робота. И сама жизнь как прелестной трактирщицы и ее слуги (тонкие отношения между ними позволяют догадаться, что они не супруги, слуга, владеющий искусством превращать буквально все в музыкальные инструменты, влюблен в хозяйку), так и комедиантов, ведущих вечный шутовской спор друг с другом за первенство, — не так проста, полна юмора, волшебства и музыки. Отношения между исполнителями, между героями, взгляд актеров на персонажей, их рефлексия по поводу самоценности сотворения искусства, которая сменяется полным самозабвением... И все это точно до микрона, с виртуозными переключениями и оценками, с созданием разных, нестандартных характеров. Кто бы мог подумать, что не только Король, но и Жак может быть сыгран полноватым меланхоличным очкариком (Александр Пилипенко)? Что милая плебеечка, прикрепив кудряшки к вискам, способна мгновенно превратиться в Принцессу, привыкшую повелевать отцом, но готовую с восторгом поддержать любую выдумку (Ирина Покутняя)? Что угрюмый слуга, которого долго не берут в игру (Александр Фарзуллаев), наделен такой акробатической пластикой (что он делает со своим телом, изображая куропатку!)? И лишь Кот-молодец, крутящий интригу, всегда — всегда! — готов преобразить все и всех, темперамент Александра Молчанова подобен набирающей скорость ракете. Да, хабаровчане дали на фестивале мастер-класс, заставив зрителей подпевать песне композитора Дмитрия Голланда, припрыгивать на креслах, пытаясь пританцовывать вместе с героями (балетмейстер Ольга Козорез), дружно вскрикивать, хохотать, а в конце сдерживать (или не сдерживать) слезы. Когда Принцесса после бешеной кутерьмы тихонько садится у стола-помоста, вдающегося в зрительный зал и служившего местом многих баталий (художник Павел Оглуздин) и плачет. Отчего же? — спрашивает Король. От счастья. Эти тихие слезы от счастья — не только непослушной Принцессы, нашедшей жениха, но и Трактирщицы, пережившей все приключения и любовь Принцессы, — лишь первый финал. Есть и второй (не все члены жюри признали его необходимость, но мне он кажется очень важным и совершенно прекрасным).

Поднимается задник, во время действия уютно ограничивавший пространство сцены, напоминавший о том, что действие происходит в трактире, а когда надо — помогавший сместить эпицентр страстей в зрительный зал. За задником — простор, и герои устремляются к воздушному шару. Не кончилось волшебство, кукольники не уйдут — все вместе, счастливые герои влезают в корзину, и... корзина поднимается, оставляя их на сцене. Шар улетел, кукольники уйдут. Но сказка останется. Подаривший нам эту сказку режиссер Константин Кучикин был признан жюри лучшим режиссером фестиваля. «Легенда о Священной горе» Томского ТЮЗа — действительно легенда индейцев племени шайенов о Мышонке, не пожелавшем жить под землей и оставившем свое племя ради познания мира. Он проходит тяжкие испытания, учится мудрости, встречаясь с разными существами, добровольно жертвует собой ради других, отдавая свои глаза, и все же видит землю, поднимаясь на вершину Священной горы и превратившись в Орла (именно Орла он боялся больше всего), обретя духовное зрение.

У спектакля непростая судьба. Его поставили режиссер Лариса Лелянова, вскоре уехавшая из Томска, и актер тульского ТЮЗа Иван Иванов, серьезно изучающий культуру индейцев, живущий ею. Актеры работали с огромным энтузиазмом, разучивая индейские песни и танцы, мастеря костюмы из вроде бы совершенно не предназначенных для этого предметов и материалов. Им удалось добиться этнографической аутентичности, потому что они почувствовали самый дух индейских сказаний, и в то же время — яркой театральности. Я видела этот спектакль осенью в Омске на фестивале «Жар-птица» («СБ, 10» № 4-104), и он произвел очень сильное впечатление. Но по разным причинам почти все исполнители первого состава ушли из театра. В нынешнем варианте, показанном в Кемерове, из первого состава остался один Дмитрий Цветков, играющий Орла, — потрясающая пластическая работа, строгая, выверенная, осмысленная. Остальные актеры ввелись в спектакль, включая и главных героев — Шамана (теперь его играет С. Хрупин) и Мышонка (В.Трунов, в отличие от Д.Нефедьева, старше и создает образ существа более уверенного в своей правоте, действующего более осознанно, но и более спокойного, созерцательного).

Сложность спектакля не только в этнографичности. Легенда рассказывается Шаманом, и исполнители ролей, выходя из ряда танцующих вокруг него индейцев, подхватывают ее. Рассказ, с точки зрения обыденной логики, довольно кровавый, принимает характер обрядового действа, а потом персонажи все более вочеловечиваются, зрители все более втягиваются в происходящее, отождествляясь с главным героем и усваивая трудные уроки. Театр не боится говорить о страхе и мужестве, о жестокости и смерти. Сохранить такой сложный спектакль живым, заразить введенных актеров его идеей, его скупым выразительным стилем, учитывая, что вводы были сделаны без режиссера, — это подвиг театра, свидетельствующий о его жизнеспособности и высокой культуре. Именно приз за высокую культуру получил Томский ТЮЗ. «Легенда о Священной горе», как и кемеровский «Пегий пес», — спектакль для подростков, самой неблагодарной аудитории. Постановки, ей адресованные, редко удаются. Обычно театры слишком стремятся угадать и угодить и скатываются к заигрыванию, надолго (или навсегда) отваживая от театра.

У каждого театрала есть своя история, свое потрясение, приведшее к театру. У каждого ненавистника театра был негативный опыт, оттолкнувший его от театра. Как правило, это происходит в детстве. В моей памяти навсегда поселились и ведут борьбу друг с другом чудовищная тюзятина под названием «Берегись, двойка!» и прелестная фантазийная «Радуга зимой», которая шла недолго, поскольку взрослые сочли спектакль непонятным для детей. И спектакли, которые я вижу, уже будучи театральным критиком, оцениваю не только по профессиональным критериям, но и как способные стать жизненным поворотом, или нет.

На «Сибирском коте» мы увидели спектакль, способный стать потрясением. В том числе, думаю, и для подростков, хотя театр, подстраховавшись, обозначил его аудиторию как взрослую. Для нас, членов жюри, этот спектакль потрясением стал. Мы дружно сошлись на том, что повели бы на него своих детей. Увидев «Пер Гюнта» Кемеровского театра кукол, мы даже растерялись. Анализировать его трудно. Описать — невозможно. Как стихотворение. На обсуждении придирчивый Виктор Шрайман назвал этот спектакль совершенным. С ним трудно не согласиться. Говорят, спектакль идет неровно. Это во многом зависит от актеров, которые за шесть лет существования постановки менялись. Но на фестивале мы увидели пятидесятиминутный кукольно-пластический шедевр. Спектакль, созданный по поэтической драме Ибсена на музыку Грига требует от зрителя определенного опыта — жизненного и эстетического. Но, думаю, даже полного профана он должен увлечь своим безупречным поэтическим языком, пусть юному невежде и неведомым. Спектакль воспринимается как цельное эмоциональное высказывание, подобно балету, даже если не знать сюжета. Впрочем, театр раздает зрителям грамотно составленное либретто.

Режиссер Дмитрий Вихрецкий и режиссер по пластике Татьяна Григорьянц перевели сложнейшую философскую притчу Ибсена на язык тела и души. Художник Виктор Чутков слепил живых куколок и придумал подиум — гончарный круг, символ основы основ, на котором из живых тел артистов, как из протоплазмы, рождается целый мир — горы и ущелья, пещеры и море, дома и корабли. А актеры стали средой существования кукол и одушевили их. Здесь, как в акте физической любви, невозможно определить, продолжением чьей руки становится эта спина, создавая мост через пропасть. Тела актеров, превращенные волей режиссера в живую изменчивую декорацию, одухотворены, души вещественны. Чьи-то руки превращаются в дерево, кто-то надевает маску — и вот уже перед нами сфинкс в пустыне. Мир этого спектакля — мир постоянного движения, метаморфоз и рождений. И все же индивидуальность актеров не потеряна — время от времени луч выхватывает крупным планом их прекрасные лица, склоненные над куклами, и от них, кажется, исходит божественный свет — то с отстраненным любопытством, то с материнским сочувствием следят они за мытарствами героя, оставившего родной дом и близких — мать, возлюбленную, чтобы найти себя, не понимающего, что он — здесь, в них.

Куколки в «Пер Гюнте» просты и непритязательны, трогательны и беззащитны — кажется, они могут жить, только благодаря заботе живой, поддерживающей их среды: добрые руки кукольников подхватывают их и передают друг другу. Однако каким-то чудесным образом эти фигурки наделены своим характером и своей повадкой: вот аккуратная Озе укоряет рыжего лохматого Пера, а тот рассказывает ей небылицы — как выследил и почти что убил оленя, но тут его, Пера, подхватил орел. В диалоге нет слов, как и во всем спектакле, но как очевиден эмоциональный посыл, настроение, образ каждого его участника. Озе сердится, но и огорчена непутевостью сына. Пер хорохорится, все больше увлекается своей выдумкой-мечтой — и вот уже руки одного из кукольников становятся крыльями парящего орла, птица подхватывает Пера и возносит над землей, над горами, которые созданы телами артистов. Диалог читается даже теми, кто не знает сути взаимных упреков и оправданий матери и сына.

Даже когда куколки остаются на круге одни, без присмотра артистов, они будто бы продолжают слушаться их рук, продолжают играть и без движения, так эти неодушевленные человечки одушевлены, проникнуты отношением к ним людей. Вот умирает Озе. Актер сажает куколку Пера на кроватку в ногах у матери и отходит. Звучит музыка, актер ставит Пера на колени и склоняет его голову, зрителям видны грязные подошвы башмаков Пера. Кукла кажется воплощением скорби и чувства вины. Пройдет целая жизнь и старый Пер, которому предстоит умереть, снова встанет на колени — перед Сольвейг. И мы увидим его чистые босые ступни. Жизнь коротка. Любовь — вечна. И хотя хабаровский «Кот» и томская «Легенда» вправе были претендовать на все возможные призы фестиваля, лучшим спектаклем обескураженное жюри признало «Пер Гюнта». Пусть возможно понять, как сделан этот спектакль, но невозможно постичь те тайные законы, механизмы, которые сделали его абсолютно автономным и саморазвивающимся чудесным организмом, не подвластным человеческим законам. «Сибирский кот» показал спектакли, которыми мог бы гордиться самый престижный международный форум. Его спектакли-фавориты, независимо от того, какой возрастной аудитории они адресованы, идеально подходят для семейного просмотра, и в этом их огромная социальная значимость. Но это не все. Применительно к ним можно говорить не только о труде, продуманности, вкусе, мастерстве, но о командной увлеченности единомышленников, единственно рождающей живой театр, о подлинном искусстве, в состав которого входит нечто неформулируемое, даже иррациональное — одухотворяющая любовь, чудо, магия, каждый волен назвать это по-своему.

Спасибо кемеровской земле, сумевшей собрать такие спектакли вместе. Поистине счастлива кемеровская земля, будучи родиной таких театров, режиссеров, актеров, которые дарят зрителям возвышающую радость душевного труда.

Лаврова Александра