Журнал "Дальний Восток" № 1 январь-февраль 2016 г. о художнике П.Оглуздине

Кот в сапогах, Франц Кафка и художник Оглуздин

Театральный художник, в отличие от людей других публичных профессий, режиссеров, актеров, зачастую не узнаваем в толпе. Как правило, это люди неброские и немногословные. Но когда открывается занавес, и в луче софита возникнет на сцене «картинка»: полуразрушенная ротонда в саду, окошко, засветившееся на фоне серой стены или лестница, уходящая в поднебесье - бывает, что именно художнику достаются первые аплодисменты еще до того, как начнется действие.

В то же время нельзя сказать, что театральный художник – это отшельник, уединившийся в своей мастерской и предающийся самосозерцанию. Его профессия включает в себя умение работать со множеством закулисных служб: реквизиторами, бутафорами, осветителями, а это разные люди, разные характеры, темпераменты. Художник должен учитывать все мелочи вплоть до оттенка ткани, из которого шьют «море» или сооружают «небо», разрабатывать реквизит и костюмы, досконально знать эпоху и место, где происходит действие, а главное, проникнуть в суть замысла режиссера,  чтобы через  художественный образ этот замысел воплотить на сцене.

О том, как рождается  образ? От чего художник отталкивается в работе над будущим спектаклем, и как происходит таинственный процесс создания спектакля, мы беседуем с известным на Дальнем Востоке театральным художником, главным художником Хабаровского театра юного зрителя Павлом Оглуздиным.

- Все, что на сцене видит  зритель, пришедший на спектакль, возникает в результате соавторства с режиссером, когда истина рождается в совместных поисках, разговорах, пробах. Когда то, что найдено сегодня во время репетиции и кажется единственно приемлемым, на следующий день отвергается и все  приходится начинать заново с чистого листа. Хотя есть режиссеры, которые еще до начала работы знают, где и что на сцене должно быть: справа скамейка, там телега, а на заднике проекция. А ведь в результате может получиться кошмар и ужас!

- С Константином Кучикиным, я понимаю, не так. Как давно вы стали  сотрудничать?

- Отправной точкой нашей совместной   работы стал спектакль по пьесе Ивана Чернышёва «Про Кота в сапогах», когда я еще работал в другом театре. Спектакль до сих пор в репертуаре ТЮЗа,  и сегодня его можно увидеть.

… И вот уже обычный скучный день в придорожном трактире превращается в представление, бутылки, ножи и вилки  в музыкальные инструменты, старый таз для варенья в карету, расписная скатерть на столе в огромные леса и пышные нивы. А самое притягательное  скрыто за обыкновенным театральным задником, который в финале поднимается, являя Мечту. До сих пор помнится это ощущение, когда весь спектакль ждешь: «Ну, когда же? Когда же, наконец, произойдет то самое заветное событие?»

- Павел, ваше имя связано с историей театра пантомимы «Триада», где вы прослужили более 20 лет. Что было основополагающим в решении перейти в ТЮЗ?

- Все когда - то кончается. Я почувствовал  необходимость перемен, новых встреч, нового формата работы. В первый свой сезон в ТЮЗе у меня было столько работы, что потом, когда я оглянулся, то сам себе не поверил: семь названий! Причем не только спектакли, это были и многочисленные проекты, и новогодние представления…

– Я знаю, что кроме Кучикина, вам приходилось и приходится работать с режиссерами, приглашенными в театр на постановки.  Расскажите об этом опыте.

- Самое яркое впечатление оставила совместная работа с Яной Туминой из Санкт-Петербурга над спектаклем «Другое солнце». Я большой поклонник петербургского театра АХЕ (они называют его Русский инженерный театр), мне близка его эстетика, стиль, а Тумина долгое время в этом театре  работала. Поэтому, когда возникла идея пригласить Яну к нам на постановку, мне было очень интересно с ней познакомиться.  А тут еще выпала возможность вместе поработать, потому что художник, с которым она всегда сотрудничает, приехать не мог. Мы долго переписывались по интернету, с ее стороны были сомнения, переживания, стоит ли вообще браться за этот проект, найдет ли она на Дальнем  Востоке понимание с цехами, актерами, сумеет ли создать команду, что очень важно в творческой работе.

- Насколько я помню, там ведь и пьесы не было…

- В том-то и дело! Режиссера привлек сюжет, который она вычитала в интернете, о судьбе японского военнопленного, его встрече с русской женщиной, об их любви и жизни  после войны в каком-то глухом дальневосточном поселке. А когда герою исполнилось 90 лет, его отыскали через Красный крест японские родственники, семья, сын, и возникла дилемма: возвращаться на родину или остаться в России?  Эта история в соединении с японской поэзией и дальневосточным колоритом рождалась на площадке актерами  и художником в ходе совместных поисков. Я считаю, что спектакль получился. Во всяком случае, если сценическое воплощение совпадает с первоначальным замыслом хотя бы на пятьдесят процентов, это можно считать удачей. Для меня очень ценным было сотрудничество с профессионалом такого уровня как Я. Тумина. Это касалось не только сценографии (там у меня очень лаконичное оформление), но и глубокого проникновения в материал  актеров и всех служб.

- А работа с немецким режиссером Ральфом Хензелем над спектаклем «Юдифь» по пьесе Фридриха Геббеля была столь же плодотворной в смысле обогащения  опытом? Или это другая история?

- Всякий опыт полезен. Ральф Хензель несомненно привнес на Хабаровскую сцену традиции современного немецкого театра, и это здорово. Но театр вправе вносить в спектакль свои коррективы. Так случилось с «Юдифью»…

…Театр обозначил жанр спектакля «Юдифь» как «историю, недоступную современникам». Сюжет о юной вдове Юдифи, спасшей  народ Ветилуи от неприятеля ценой собственной чести - один из популярных в мировом искусстве, восходящий корнями к Библии. Однако благодаря соединению площадного театра с его условностями оформления, костюмов, реквизита, эта ветхозаветная история на сцене ТЮЗа приобрела современное звучание. Пустое пространство с обрывками маскировочной сетки на декорациях во время действия трансформируется то в шумную многолюдную площадь, то в спальню Олоферна, то сжимается до размеров тесного помещения, где происходит сцена «жертвоприношения» Юдифи, решенная как теневой театр. Изобразительная и пластическая условность, на фоне которых чувства и переживания героини приобретают трагическую окраску, с первых минут безоговорочно принимаются залом. Происходящее на сцене сопровождает хоровое пение а капелла и мощные аккорды группы Rammstein, что производит на молодую аудиторию сильное впечатление. В результате вышла  трагедия,  очень даже доступная  современникам.

- Павел, ваше умение при минимуме оформления создать на сцене объемный образ, используя точные и выразительные детали, хорошо известно. Но ТЮЗ, стремясь сократить расстояние между сценой и залом, создает спектакли и в фойе, и  в Театральном дворике, и в репетиционном зале. Насколько трудно (или легко) соотнести художественное оформление того пространство, в котором рождается спектакль, с содержанием пьесы?

- Другими словами: не вступает ли содержание в противоречие с формой? Думаю, что это  по-разному происходит. Взять пьесу Михаила Хейфеца «Спасти камер-юнкера Пушкина». Спектакль рождался трудно,  мучительно. Мы репетировали почти год,  никак не могли найти спектаклю место: начинали на Новой сцене, потом перешли в портретное фойе, но все было не то. Наконец, однажды стали репетировать в зрительском фойе, и вдруг  все встало на свое место. Как будто энергия, которая была нами затрачена, вернулась и подсказала верное решение. Спектакль «Спасти камер-юнкера Пушкина» наш театр поставил одним из первых в России (первым был театр Райхельгауза «Школа современной пьесы»), он неизменно собирает аншлаги, даже приходится  назначать дополнительные спектакли.

- Не могу не спросить  о том художественном перформансе, который так необычно и здорово сопровождает действие этого спектакля. Кому пришла в голову счастливая мысль использовать вас в спектакле в качестве художника?

- Такая мысль родилась, когда я впервые познакомился с пьесой: «Я должен рисовать»! Как, где, каким образом, на чем, еще не знал, но мысль не отпускала. Постепенно путем совместных усилий и поисков получилось то, что видит зритель.

- Приятно, что  спектакль «Спасти камер-юнкера Пушкина» был отмечен премией губернатора края, как лучший в  сезоне. Отсюда следующий вопрос: какая ваша  любимая работа?

- Спектакль «Дневник 12-летнего» по пьесе А. Руденко. Наверное, это естественно, потому что тема, затронутая в «Дневнике», меня очень волнует. К тому же это последняя работа сезона, в памяти живы перипетии создания спектакля. Интересно что Кучикин как бы раздвинул рамки пьесы, написанной школьником из Ростова-на-Дону, дополнив ее детскими дневниками наших актеров, а также перепиской Франца Кафки с его возлюбленной Фелицией Бауэр. В результате вышла история про детей, адресованная взрослым.

…Действие, которое разыгрывают в ТЮЗе, решено главным художником театра Павлом Оглуздиным в двух пространствах: на сцене царят дети,  на балконе - актеры и зрители. Зрительный зал, в который сбрасывают отыгранный реквизит, через который кричат, стараясь быть услышанными обезумевшие родители,  зияет внизу огромной темной ямой. Видео камера приближает к нам лица исполнителей, зритель в любой момент может проследить за малейшим движением их глаз, но реально взрослые и дети на разных берегах и не слышат  друг друга. Не умеют? Или не хотят?

Театр не ставит целью обличить одних или пролить слезы умиления над другими, он вообще далек от назидания и не выносит каких – либо оценок, просто поворачивает детей и родителей лицом друг к другу. Воссоздавая время, которое сформировало взрослых, спектакль отвечает на вечный вопль подростков всех времен и народов: почему самые близкие и любящие люди, родители, в стремлении оградить неокрепшие души своих драгоценных чад от целого сонмища врагов, бывают так слепы и недальновидны? Спектакль как бы выстраивает мостик над  бездной отчуждения отцов и детей. Для этого требуется не только талант режиссера, но и умение художника проникнуть в сердцевину замысла, отобрать точные и лаконичные  детали для создания образа спектакля.

- ТЮЗ живет очень интенсивной жизнью. Спектакли, участие в фестивалях, разнообразные  проекты, творческие эксперименты, открытие новых сценических площадок, ночные спектакли, уличные шоу, ставшая ежегодной  «Ночь в театре» - все это невозможно представить без   участия  главного художника.

- На простои в  работе не жалуюсь, стоит закончить что-то одно, тут же возникает новая идея, и это благо. Ко мне уже заходят советоваться молодые амбициозные актеры и наглые начинающие режиссеры, называют по имени и отчеству, обращаются как к соавтору… Приятно, начинаешь чувствовать себя этаким мэтром.

-Что бы вы посоветовали «молодым амбициозным» с высоты своего опыта? От чего предостерегли?

- От потери интереса – к окружающей жизни и к профессии. Нужно постоянно искать новое, пробовать, интересоваться творчеством коллег в других театрах. За стенами своего театра интересно все, там жизнь кипит. Знаете, когда приезжие московские деятели говорят о том, что провинция – понятие не географическое, я не могу с этим согласиться.  Отрыв очень большой и очень ощутимый…Так что нельзя застревать на одном месте, нужно ездить, смотреть, быть в курсе тенденций  современного театра.

- Каким видите будущее?

- Будущее – мой сын. Ему  11 лет, он сейчас озабочен выбором профессии, не знает  на чем остановиться. Театр его не занимает,  хотя мы водим сына на все премьеры и сдачи. Спорт тоже не интересует! Правда, сейчас Давид стал заниматься музыкой, обучается игре на флейте. Не могу сказать, что очень увлечен, но к занятиям относится ответственно. Что из всего этого выйдет, сказать затрудняюсь.

- Ну и о своих  ближайших планах хотя бы два слова.

- Ближайшие планы есть, и дальние тоже, они связаны с планами театра, но это пока секрет.

Из досье Павла Оглуздина. Окончил Хабаровский колледж искусств (отделение декоративно-прикладного искусства), Государственный институт искусств и культуры. Более 20 лет проработал в театре «Триада», пройдя путь от художника-оформителя до главного художника, сотрудничал с различными театрами Дальнего Востока (Амурский ордена Трудового Красного Знамени областной театр драмы, Благовещенск; театр драмы, музыкальный театр, Хабаровск), создал более пятидесяти спектаклей. С 2010 года главный художник Хабаровского ТЮЗа.

Инициатор и организатор выставки произведений театральных художников Дальнего Востока «Зеленая кошка», участник выставок театральных художников, проводимых в разные годы в Москве («Клин – 2»), в Сеуле («WorldStageDesign»). В 2004 году состоялась персональная выставка художника в Окинаве (Япония). Театральные работы П. Оглуздина хранятся в государственном центральном театральном музее им. А. А. Бахрушина (Москва). Также  Оглуздин неоднократный лауреат премии губернатора края в области театрального искусства в номинации «Лучший художник года».

Светлана Фурсова

"Дальний Восток" № 1 январь-февраль 2016 г.