Пушкинские строки про мороз и солнце были актуальны все 12 дней ХIХ Губернаторского ежегодного театрального конкурса, прошедшего в Хабаровске с 6 по 17 февраля 2014 года. Солнце все это время светило яростно, явно соревнуясь в азарте с неслабым морозом, давя на рассудок и ослепляя. Прекрасный город, едва оправившийся от катастрофического наводнения, старался забыть недавний кошмар. Новогоднюю иллюминацию и ледяные скульптуры в парках не демонтировали третий месяц. Концертная жизнь била ключом. А театральный форум собирал полные залы, как в Хабаровске, так и в Комсомольске-на-Амуре, куда жюри выезжало на целый день ради конкурсных спектаклей городского театра драмы.

К сожалению, у этого яркого события была трагическая тень. Незадолго до отъезда в Хабаровск, уже с билетами на руках, внезапно скончалась наша коллега, замечательный московский критик Александра Ильинична Лаврова, ранее бывавшая в Хабаровске и возглавлявшая жюри конкурса 2013 года. Ее авторитетных суждений и мудрого спокойствия очень не хватало на форуме. Мы посвятили свою работу ее светлой памяти.

Нынешний конкурс начался со спектакля о Пушкине, точнее, о том, как мучительно в душе человека, вовсе не склонного к восприятию культурных ценностей, борются задубелые стереотипы и внезапные открытия, с жизнью духа связанные.

Пьесу Михаила Хейфеца «Спасти камер-юнкера Пушкина» поставил в Хабаровском ТЮЗережиссер Константин Кучикин (художники Наталья Сыздыкова и Павел Оглуздин). Спектакль смотрят три десятка зрителей в фойе театра, ставшем красивой анфиладой. Многослойное ее пространство постоянно во что-нибудь превращается. То это школьный коридор, то музей. Из дверей вдруг выдвигается памятник зайцу, временно спасшему жизнь великому поэту, или возникает бюст самого поэта с пугающе огромной головой. В спектакле три персонажа. Артист Александр Зверев текст героя говорит от своего имени. Наталья Мартынова играет то типичную училку, то трепетную музейную служащую, то роковую светскую львицу, в каждой ипостаси оставаясь весьма выразительной. Сценическое существование почти безмолвного Павла Оглуздина не менее содержательно: главный художник театра замечательно рисует мелом на черных плоскостях, похожих на школьные доски, наброски вроде эскизов на полях пушкинских рукописей. Так монологическая повесть обретает многозначную сценическую образность.

Драматическая ирония пронизывает все действие спектакля. «Первое, что я узнал о Пушкине, это то, что его убили», - смущенно и растерянно сознается А. Зверев. Признание это становится источником мучительного стремления героя выйти на новый уровень понимания законов бытия. Напряжение внезапных открытий, к которым герой явно не готов, артист передает в обаятельной скользящей манере. Перед нами существо загнанное, но стремящееся к суверенному существованию. «Прорастание» поэтического духа изнутри неведомых глубин человека, который до поры сам себя полагал ординарным, артист воплощает с глубоко интимным драматизмом.

Тайная жизнь вещей в центре внимания авторов спектакля «Сокровища лесных эльфов» по новеллам финской писательницы Р. Ниемеля. Эти «сказкотворения» вместе с актерами Хабаровского ТЮЗа и юными зрителями в камерном пространстве обыкновенной кухни вершат режиссер Б. Павлович, художник К. Андреева и балетмейстер О. Козорез. Кухонная утварь, одушевленная озорными домовыми, легко раскрывает свою волшебную сущность, помогая ребятам обнаружить в себе бездны творческой фантазии и способность удивляться жизни.

Своя фантазийность была в спектакле «Все мальчишки - дураки!» по пьесе Ксении Драгунской, поставленной Александром Зверевым и Константином Кучикиным (художник Андрей Непомнящий, балетмейстер Ольга Козорез, музыка Александра Новикова).Присущая драматургу смесь лирики и иронии усугубляется здесь модным нынче абсурдом, эпатажностью молодежной субкультуры. Даже рэп тут кажется по-своему внятным высказыванием. Артисты сосредоточенно в это играют, стараясь настроить на интересную себе волну и зрителей. Чаще это им удается.

К творчеству Ксении Драгунской обратился и театр пантомимы «Триада», где молодой режиссерСергей Листопадов и художник Сергей Ким поставили ее пьесу «Пить, петь и плакать»,обозначив жанр как «лубочные истории про нас с тобой». Атмосфера дачного блаженства, тонкие чувства, похожие на нежные изящные цветы, остроумная стилизация арбузовской беспечности, «опасное сходство» Сочинительницы, вдохновенно придумывающей очередной сюжет, с дивной петербургской актрисой Ольгой Антоновой - все поначалу настаивает на весьма специфическую лирику с ее «перламутром» и ароматом необязательности. Но внезапно в сюжете возникает напряжение иного толка, в частности, гражданский пафос по поводу трагизма новых войн. Это резко и необъяснимо усложняет течение действия, а вырваться из странного сумбура без потерь театру удается не всегда.

Вторым спектаклем «Триады» стала версия киносценария Е. Григорьева «Романс о влюбленных». Фильм Андрея Кончаловского, противоречиво воспринятый, но этапный для конца 70-х, открывший уникальные дарования Елены Кореневой, Евгения Киндинова и Александра Градского, был не только «разрешенной левизной», но и реальной попыткой прорыва из эпохи застоя. Попытка «Триады» сегодня сыграть сам сценарий, вне приемов и красок кинематографа, доверившись лишь пафосу сюжета и патетике текста, удалась далеко не во всем. Худрук театра Вадим Гогольков, ставя эту историю любви как «сновидение», стремится обнаружить в ней чистый звук и сориентировать артистов на как бы первородную правду. Лучше других прочувствовал задачу молодой артист Михаил Васюков, явивший главного героя Сергея честным, прямодушным и не сломленным человеком. Ярко сыграна Татьяна пластичной и темпераментной Владиленой Стуловой. Муж героини хоккеист Игорь в исполненииСергея Листопадова тоже далеко не однозначен. Но все же прямолинейность исходного материала на общем впечатлении, увы, сказалась.

Хабаровский театр кукол показал «Пляску смерти» Августа Стриндберга в постановке режиссера из Белоруссии Александра Янушкевича и художника Татьяны Нерсисян. Сцена оформлена в черно-белой гамме. Во втором акте «полюса» меняются - что было черным, становится белым. Но уровень драматического напряжения сохраняется. Герои с прежней остервенелостью терзают один другого. К этим «садомазохистским» играм подключается и молодежь, что вообще бывает редко (чаще воплощается лишь конфликтная линия Капитана, Алис и Курта). В спектакле много черствой и жесткой многозначительности: герои играют маленькими черепами, «примагничивая» их на стену-экран. По тому же экрану ползает жуткая гусеница или шествуют монстры в стиле Босха, среди которых Змей-искуситель с яблоком на хвосте. Но герои не только упоены взаимной ненавистью. Они озабочены курсом акций, судьбой детей или возможностью занять место в парламенте. Всю эту непростоту воспринимать трудно, но спектакль, как ни странно, почти завораживает благодаря увлеченности актеров, которые стремятся выйти на новый для себя уровень игровой техники. Некоторым удается создать глубокие характеры. Так, Капитан Александра Гаврилова выглядит истинно трагическим героем с человеческим лицом, а юная Юдифь в острой трактовке Евгении Гончаренко предстает будущей мстительницей, изощренной и беспощадной. Сразу вспоминаешь, уже из Ибсена: «Юность это возмездие».

Переместившись в Комсомольск-на-Амуре, жюри увидело два спектакля городского театра драмы, показанных на отремонтированной наконец-то большой сцене (малая сцена работала и раньше). Утром для детей сыграли версию индийской легенды «Золотая антилопа», переписав сказку ближе к нашей «Царевне-лягушке». По новому сюжету Антилопа не воплощение разумных сил природы, а заколдованная принцесса, на которой герой благополучно женится в финале. Это, кстати, можно было сделать и на десятой минуте действия, ибо Юноша - Сергей Бадулин тут человек вполне половозрелый. Молодая пластически одаренная актриса Ирина Фоменко в роли Антилопы весьма эффектна. Эпизод, когда она «одаривает» Раджу золотом, поставлен как «танец семи покрывал». Хореографических картин в спектакле немало. Балетмейстеру Ирине Паниной явно удалась бы балетная версия замечательной сказки, тем более что это нынче модно делать на драматической сцене.

Вечером артисты азартно разыграли «Женитьбу» Н.В. Гоголя. Режиссер Всеволод Гриневский и художник Екатерина Ключник особенных усложнений сценического языка себе не позволяют. На пустой сцене стоит ряд простых стульев, на которых, вместо дивана, мается Подколесин. Сценическая коробка раскрыта насквозь. Агафья Тихоновна в муках неопределенности время от времени мечется по колосникам.

Подколесин Дмитрия Баркевича простодушно пытается не столько сориентироваться в действительности, сколько успеть спрятаться от судьбы. Агафья Тихоновна - Наталья Родина, теплая, уютная, словно баба на чайнике, с оплывшим растерянным лицом, вызывает законную жалость. Женихи тоже колоритны и занятны. Особенно эксцентричен «лишний жених» Стариков Евгения Бадулина. Артист превратил роль, которую обычно купируют, в эффектный пластический этюд, полный довольно опасных трюков. Столь же эффектен Анучкин. Молодой артист Иван Бекбаев делает его пленником любимой мысли. Он живет убеждением, что его невеста должна говорить по-французски. Для юноши во фраке цвета бедра испуганной нимфы, оседлавшего ажурный велосипед, это истинная мечта поэта и осознанная необходимость. Общее впечатление от спектакля отрадное, а радуешься прежде за артистов, ведь получив крышу над головой, они, наконец, обрели плодотворный творческий покой.

Хабаровский краевой музыкальный театр и Краевой театр драмы и комедии того жеХабаровска, недавно слились в Творческое объединение. Его директором и художественным руководителем стал Николай Евсеенко, а главным режиссером - Владимир Оренов. На конкурсе 2014 каждый театр показал по три спектакля. Музыкальный начал свою программу с охотно играемой в России пьесы Иржи Губача «Корсиканка», превратив ее в музыкальный спектакль, благодаря отражающим чувства героев произведениям итальянских и испанских композиторов (автор идеи и режиссер Анна Фекета). Песни, чаще неаполитанские, герои поют на языке оригинала. Пластические картины, решенные в стиле фламенко, азартно танцуют артисты балета (хореографы Андрей Крылов иАндрей Нартов).

Ироничный исторический анекдот про внезапное взаимное притяжение сосланного на остров Святой Елены бывшего властелина мира Наполеона Бонапарта и вполне земной женщины Жозефины Понтиу превращается в лирическую мелодраму. Два замечательных артиста блистательно разыгрывают дуэт людей, оказавшихся на разных полюсах жизни. Наполеон - Денис Желтоухов еще хорохорится, пытаясь сохранить хотя бы видимость значительности. А жизнелюбивая корсиканка Жозефина - Татьяна Маслакова, явившаяся из Парижа, чтобы стребовать с него какие-то долги, по сути, делится с узником своей витальной энергией, помогая Наполеону снова поверить в себя. Хореографические эпизоды заметно перегружают действие слишком очевидными комментариями. Следить за пикировками главных героев куда интереснее. Капризы императора забавны, хотя внимания к драматической сути ситуации артист не теряет. А душу, оставаясь природным итальянцем (!), Наполеон «лечит» чудесными песнями. Природный темперамент и обаяние Жозефины Татьяна Маслакова окрашивает столь же органичным буйством, упрямством, юмором и жизнелюбием. Ее пение «на языке оригинала» понятно каждому, поскольку она непрерывно воспевает радость бытия, внушая Наполеону мужество жить и сохранить достоинство.

Жанр спектакля «Стаканчики граненые» по песням Юлия Кима режиссер Владимир Ореновобозначил как «песенную оперу из недавнего прошлого». Театр мудро избежал соблазна сочинить очередную сюиту из благодушных «старых песен о главном», жанровую версию тоже недавнего и слишком приторного фильма «Стиляги» или подобие концерта по заявкам из авторских песен про путешествия за туманом, а не за деньгами.

Перед нами полный горькой иронии исторический экскурс в опять-таки недавнее прошлое, когда крохотные кухни становились единственным местом, где была возможна искренность и внятность разговоров «за жизнь». Художник Владимир Колтунов придумал остроумную гиперболу сценической среды. Здесь каждый из привычных предметов кухонной обстановки в полтора-два раза больше реальных. В их настырной скученности есть веселая агрессия.

Лукавая тональность песен Юлия Кима всегда чревата внезапным драматизмом. Они «продвигают» сюжет о судьбах диссидентов, интеллигентов, сохранивших гражданский характер, и «отказников», вместе до поры отводивших душу авторской песней, куда-то к Булгакову, к его драматичным и сатирическим типажам. За сатиру здесь отвечает Начальник Дениса Желтоухова, распухший от самодовольства вдохновенный дознаватель с безнадежно здоровым цветом лица, умеющий устроиться во всех эпохах. На судилище появляется той же природы Свидетель из рабочих. Изумительный артист Валерий Хозяйчевв крохотном эпизоде успевает сыграть виртуозный эскиз Шарикова, окончательно осознавшего себя гегемоном. Глубокие характеры создают артисты в ролях людей из другого лагеря: Валентин Кравчук(упрямый Илья), Татьяна Маслакова (хрупкая Алена), Виталий Черятников (нервный издерганный Николай).

Балетмейстеры Ольга Козорез, Андрей Крылов и Андрей Нартов сочинили активную пластическую партитуру. Ее кульминацией становится финал первого акта, где все участники поют и танцуют под замечательную песню Булата Окуджавы на музыку Исаака Шварца «Николай нальет». Далее виды на лесоповал сменяются панорамой хрустальной Москвы. На этом почти сказочном фоне возникает мартиролог уехавших, оставшихся, ушедших - и хочется встать ради их памяти. Спектакль так и воспринимается - актом гражданского мужества.

Попыткой проявить себя в жанре большой оперы стала трехактная «Мадам Баттерфляй» Дж. Пуччини (режиссер Павел Коблик, дирижер Сергей Разенков, художник Станислав Фесько, балетмейстер Ольга Козорез). Интересна здесь сценическая среда, по-японски аскетичная и монохромная. Мрачное море, белые стволы деревьев на черных ширмах, которые бесшумно перемещают «черные люди», чья роль шире, чем слуги просцениума. Это вестники смерти и хранители тайны. Старательно выстроенный строгий стиль зрелища зачем-то нарушается в последней трети действия ординарным адажио балетных аналогий героев. Эти «грезы Баттерфляй» долго объясняют то, что и так понятно. Оценить работы актеров оказалось затруднительно, поскольку в первом акте в партии Баттерфляй выступила одна певица, а в двух других - другая. Сузуки тоже было две. Но первая, из первого акта, спела лишь три-четыре фразы. Ситуация объясняется вовсе не форс-мажором, а чьими-то мало понятными амбициями. Прецедент странный и нелепый, поскольку театр, которому постановка явно дорога, поначалу намеревался показать оба состава - утром и вечером, к чему жюри было готово.

Атмосфера в Театре драмы и комедии несравненно спокойнее. Хотя напряжения хватает и тут, но концентрируется оно на вещах творческих - концепциях, темпо-ритме действия, конфликтных линиях сюжетов и т. д. «Скупой» Мольера получился веселым, в сопровождении весьма профессиональных нищих, путешествием в «резервацию» хорошо забытого классицизма. Здесь все пронизано игровой моторикой карнавала. Разговорчивые юные герои живут в его атмосфере как существа вегетативные и способны лишь многословно жаловаться на судьбу. Клеант - Андрей Краснов или Валер - Сергей Краснов обаятельны, но Гарпагону одинаково не интересны. Герой Сергея Юркова, возведя свою скупость в нравственный принцип, живет в сюжете на удивление полнокровно и содержательно. Полон достоинства и Жак Дмитрия Кишко, работающий, по скупости хозяина, «на двух ставках», повара и кучера. Напуганный навсегда самим фактом своего рождения слуга Клеанта Лафлеш, сыгранныйАнжеликой Мельничук с эстрадной виртуозностью, похож на всех ортодоксальных евреев вместе взятых, осторожно произносит каждую фразу, мечтая хотя бы дожить до субботы. Четкость пластического рисунка и игрового ритма действия помогает зрителям не терять внимания. Для Мольера это немало.

«Отелло» Шекспира тоже насыщен игровой энергией карнавала, уже венецианского. Но явившийся на еще пустую сцену Шут в облике Пьеро (Ксения Огурцова), как ему и подобает, полон опасных и трагических предчувствий. Действие разворачивается на фоне постоянно бликующей стеклянной стены, похожей на салон «Титаника». Есть в ней и нечто больничное (художник Гульназ Ягудина). Отелло -Дмитрий Кишко тих, задумчив и опасно спокоен. Его Дездемона - Эмилия Залуговская поначалу похожа на Лолиту Набокова, но позже обретает глубокое лирическое дыхание. Вояка Кассио - Евгений Монолатий, пожалуй, слишком зрел, хотя интересен мужским прямодушием и житейской цельностью. Сложно задуман молодой темпераментный Яго Виктора Асецкого, которому в какой-то момент самому становится страшно, но он идет до конца. Платок Отелло теряет сам, «клиника» его ревности удручающе однозначна, что особенно трагично на фоне карнавала.

Изящный водевиль Владимира Соллогуба «Беда от нежного сердца» стал для труппы и режиссераАлексея Серова поводом объясниться в любви театру ХIХ века с его суматохой, страстями и вызывающей умиление архаикой. Вокруг периодически возникают, пропитанные якобы священной пылью кулис, чеховские, веселые и не очень, околотеатральные сюжеты, героям которых выступают в основном служители Мельпомены. Каждое из этих «священных чудовищ» исполнено обаяния, но слегка пугает непредсказуемостью реакций. Пройти по грани между высоким служением и закулисной житухой способен не каждый. Но каждый обречен этой со стороны завидной каторге.

Композиция про «шум за сценой», универсальная и надежная, пронизана лирическими токами и ироническими искрами, вполне естественными для зрелищ подобного толка.

Порой хрупкая структура водевиля не выдерживает фарсовой агрессии, рискуя потерять природную воздушность. Но артисты, вовремя спохватившись, возвращаются к наивным тонкостям старинного жанра и многослойности чеховского трагикомизма, радуя себя и зрителей их счастливой гармонией.

Блеском и нищетой архаической, то есть, извечной театральности в Хабаровске артисты явно наслаждаются. Зрители, в свою очередь, вдохновенно разделяют эту радость. В городе Солнца надо почаще играть водевили. Тем более, после потопа.